Синдром отложенной жизни…

Опубликовано Рубрики В реальном времениДобавить комментарий к записи Синдром отложенной жизни…
Счастье — это состояние оптимальной жизнедеятельности с положительным эмоциональным тонусом и творческой реализацией. Судаков К.В.

Наша жизнь — есть результат наших целей, а не случайное стечение обстоятельств.
Наша спосбность быть счастливым — это результат нашей цели.
Наши неприятные состояния, которые мы переживаем, наши проблемы — это тоже результат наших целей.

Наше социальное окружение определяет все, что мы чувствуем, думаем и делаем.
Ключевой фактор, определяющий наше здоровье — это здоровье окружающих.

Цель
Принятие
Честность
Сообщество

Коммунизм головного мозга…

Опубликовано Рубрики В реальном времениДобавить комментарий к записи Коммунизм головного мозга…

 Те, что агитировали в 1832 году за билль о парламентской реформе в Англии и вынашивали Парижскую революцию 1830 года, были либералами. Индивидуализм и свобода были для них высшим благом. Целью же коммунистической революции в России стало лишение человека всяких прав, всяких признаков личной свободы (включая свободу мысли и право обладать душой) и превращение его в ничтожную клеточку великого «коллективного человека» — того исполинского механического монстра, которому в эру большевизма предстоит вытеснить неорганизованное скопище «обремененных душою» людей, населяющих ныне землю.

Большевику отвратительно лицезреть нечто столь «хаотически живое», столь «таинственно органичное», как личность, обладающую душой, своими собственными вкусами и особыми талантами. Людей нужно организовать, так сказать, в обход жизни; коммунистическому строю нужны не люди, а поршни и шестерни гигантского «коллективного механизма».

Для большевистского идеалиста утопия неотличима от конвейера Форда. При этом недостаточно ежедневно проводить восемь часов в условиях цеховой дисциплины. Жизнь за воротами фабрики должна точь-в-точь напоминать жизнь в ее стенах. Досуг следует планировать так же тщательно, как и труд. В христианское Царствие Небесное внидут лишь те, кто уподобится младенцам. Большевистский рай земной распахнется пред теми, кто уподобится машинам.

…политические теории, развитые Лениным и его приверженцами, прямо противоположны революционному либерализму, который проповедовал Уильям Годвин и горячо воспевал Шелли сто лет тому назад. Годвин и Шелли верили в чистый индивидуализм. Большевики верят в чистый коллективизм. Одна вера столь же сумасбродно романтична, как и другая. Человеку не прожить в изоляции от общества и без организации. Но равным образом жизнь его немыслима без некоторой толики отъединенности и личной свободы. Бескомпромиссный идеализм Шелли отрицает очевидные особенности человеческой биологии и экономики. Ленинский бескомпромиссный материализм отрицает не менее очевидные и основополагающие особенности непосредственного духовного опыта человека. Романтизм революционеров-либералов проявлялся в отказе признать человека общественным животным, а не только лишь вместилищем неповторимой души. Большевики романтичны, поскольку не признают, что человек есть нечто большее, чем общественное животное, способное при надлежащей дрессировке стать совершенным механизмом. И те и другие сумасбродны, потому что однобоки.

Современный романтизм свойствен не одной лишь России и ни в коей мере не сводится к политике. Ибо проник в мышление и искусство многих стран. Коммунизм не успел себя навязать иным странам, помимо России, но присущее большевикам романтическое пренебрежение к духовным и личностным ценностям повлияло — в большей или меньшей степени — на «молодые» искусство и литературу всех народов Запада.

Так, «кубистское» направление в современном искусстве (приятно отметить, что живописцы и скульпторы в массе своей противодействуют кубизм)’) глубоко симптоматично для того бунта против души и личности, который получил у большевиков практическое и политическое, равно как художественное, выражение. Кубисты сознательно вытравляли из своего искусства все «мистически органичное», прибегая взамен к голой геометрии. То были враги всякой «сентиментальщины» (излюбленное словечко из ругательного лексикона большевиков), всякой чистой литературы — иначе говоря, всех духовных и личных ценностей, придающих значимость отдельно взятой жизни. Искусство, провозглашали они, — вопрос чистой формы. Полотно кубиста свободно от всего, что может быть близко человеческой душе как таковой. Оно обращается исключительно (и, признаем, зачастую делает это мастерски) к абстрактному эстетическом)’ человеку, который так же далек от сложнейшего реального человеческого существа, как экономический человек социалистов и механизированная частица большевистского коллективного человека.

Кубистской дегуманизации искусства нередко сопутствует романтически-сентиментальное восхищение машинами. Деталями машин и механизмов пестрит сегодняшняя живопись. Находятся и скульпторы, усердно воспроизводящие рожденные инженерами формы. Передовые архитекторы замахнулись на создание жилых домов, неотличимых от фабрик; дом, по слову Ле Корбюзье, есть «машина для жилья».

В любовании машинами «молодые» писатели не отстают от «молодых» художников. Какие гимны во славу машинерии, облеченные в свободный стих, неслись с американского Среднего Запада! В Старом свете передовые писатели выдумали себе на радость совершенно мифические Чикаго и Нью-Йорки, где каждый дом — небоскреб и каждый небоскреб — фабрика, начиненная беспрестанно вращающимися колесами, вдоль каждой улицы тянется надземная рельсовая дорога, над крышами кружат аэропланы, с каждой глухой стены бьет световая реклама, автомобили мчатся на скорости не ниже шестидесяти миль в час, и шум стоит, как в семидесяти преисподних. Вот строчки Маяковского о Чикаго:

Город ... стоит
на одном винте,
весь электро-динамо-механический
<...> В Чикаго
на вёрсты
в небо
скачут
дорог стальные циркачи.
<...>Тоннелем
в метро
подземные вёрсты выроем
и выйдем на площадь.
Народом запружена.
Версты шириною с три.

Описания Востока у Томаса Мура в «Лалла Рук» далеко не так баснословно романтичны, как здесь.

Страсть к машинам, столь характерная для современного искусства, есть разновидность обратного движения во времени, то есть возврат к детству. В двенадцать лет все мы бредили локомотивами, машинными отделениями пароходов, заводскими станками. Каждый мальчиком видел себя в будущем кочегаром или машинистом — кем угодно лишь бы ежечасно соприкасаться с обожаемой машиной. Однако, взрослея большинство из нас постигало, что души людские, на самом деле более загадочны и занимательны, чем самые изощренные машины.

Современный художник словно бы растет вспять — он вновь переживает увлечения детских лет. Его манит первобытность. Стоит напомнить, манила она и романтичного Руссо. Но тогда как у Руссо дикарь благороден утончен разумен, тот первобытный человек, на которого жаждут походить наши теперешние художники, есть помесь трущобного апаша, негра-африканца и пятнадцатилетнего школяра. Наши современные Руссо ни в грош не ставят психологию (как рьяно атаковали Пруста все самые передовые молодые люди Парижа!), они осмеивают метафизику в любой форме, презирают разум и порядок и, хотя преспокойно пишут и рисуют против всякой логики считают искусство пустой тратой времени Идеальна, по их разумению, такая жизнь, где царят спорт, техника грохот и панибратский ажиотаж.

Что касается меня, то оба романтизма мне не слишком нравятся. Если придется выбирать между ними, думаю, я предпочту более ранний Душа и личность превыше всего, отказ от материальности, общественных институтов, техники и организации — это хоть и натяжка но в нужную сторону. Новый романтизм, сколько я понимаю, прямиком устремлен к смерти. (Конечно, то, что я называю смертью, новые романтики назвали бы жизнью, и наоборот.) Все же выбирать что-либо одно я бы остерегся; будь по-моему, я выбрал бы нечто среднее. Единственная жизненная философия, которая, видимо, всегда в цене, — это такая философия, которая вбирает в себя все: сознание и материю, инстинкт и интеллект, индивидуализм и коллективизм. Мудрец избежит обеих крайностей романтизма и выберет реалистичную золотую середину.
Олдос Хаксли

Музыка… а дальше тишина…

Опубликовано Рубрики В реальном времениДобавить комментарий к записи Музыка… а дальше тишина…

Чистое чувство и постижение прекрасного, боль и радость, любовь, мистический восторг и смерть — все глубинное, наиболее значимое для человеческой души можно пережить, но не выразить. Дальше — всегда и везде тишина.

После тишины невыразимое лучше всего выражает музыка. (Замечательно то, что тишина составляет неотъемлемую часть всякой хорошей музыки. По сравнению с Бетховеном и Моцартом Вагнер с его бесконечным наплывом звуков молчанием беден. Возможно, это одна из причин, по которой он представляется не таким глубоким. Его музыка меньше говорит нам, потому что все время говорит.)

На свой лад, в другой плоскости бытия, музыка отвечает самым важным и невыразимым переживаниям человека. Благодаря таинственному родству с человеческой душой она воскрешает в нас призрак чувства или чувство как таковое; это зависит от силы восприятия: призрак смутен, реальность близка и ярка. Что подарит музыка — решает случай или провидение. Замирания сердца не прогнозируются.

Еще одно свойство музыки — ее способность (присущая в какой-то мере искусству вообще) воскрешать опыт в его полноте и целостности (полнота и целостность в данном случае зависят от восприимчивости слушателя к тому или иному переживанию), какими бы половинчатыми, темными и противоречивыми ни были изначально чувства, к которым она возвращает.

Мы благодарны художнику, особенно музыканту, за то, что он «ясно сказал о том, что мы чувствовали, но выразить не могли». Слушая выразительную музыку, мы переживаем — не чувства автора, нет | (они от нас слишком далеки — не цветет репейник розами), но чувства лучшие из доступных нашей натуре, чувства более яркие и глубокие, чем те, которые нам довелось испытать не в музыке, а в жизни.

Свойство музыки выражать невыразимое признавалось величайшими художниками слова. Тот, кто написал «Отелло» и «Зимнюю сказку», был способен вложить в слова все, что они в принципе могут вместить. Тем не менее (спасибо Уилсону Найту1 за его очень интересное эссе на эту тему), когда дело касалось прозрений и встреч с таинственным, Шекспир, чтобы полнее выразить замысел, зачастую прибегал к помощи музыки.

Мой ничтожный театральный опыт свидетельствует, что он прибегал к ней не напрасно, коль скоро его музыкальный выбор был удачен. В последнем акте пьесы, созданной на основе моего романа «Контрапункт», отрывки из медленного ля-минорного квартета Бетховена становятся полноправной частью драмы. Ни постановка, ни музыка не мои, поэтому я позволю себе заметить, что Heiliger Dankgesang2, исполняемый во время действия, производит, насколько я могу судить, глубочайшее впечатление.

«Владей мы временем и миром…»3. Но этим-то как раз театр и не владеет. Из укороченной сценической версии пришлось исключить почти все— и смутные, и четкие— «контрапункты», которые смягчают (по крайней мере, призваны смягчать) в романе резкость «пунктов». В целом пьеса получилась до странности жесткая и жестокая. Внезапное вторжение Heiliger Dankgesang в ее неприглаженно резкий мир кажется чем-то сверхъестественным. Как будто и впрямь в чудесном облаке неизреченной безмятежности на землю сошло божество, величественно прекрасное, внушающее и трепет, и надежду.

Будь мой роман хоть Книгой Иова, а Кембелл Диксон, создатель его сценической версии, автором «Макбета», все равно: невзирая на наши таланты, невзирая на наши усилия, мы столкнулись бы с абсолютной невозможностью выразить при помощи слов и сценического действия то, что с такой силой донесла до чуткого слушателя трех-четырехминутная игра на скрипке.

Когда требовалось выразить невыразимое, Шекспир откладывал перо и обращался к музыке. А если и музыка оказывалась бессильной? Что ж, всегда можно было позвать тишину. Потому что всегда, всегда и везде, дальше — тишина.

Олдос Хаксли

Благоговение перед жизнью

Опубликовано Рубрики В реальном времениДобавить комментарий к записи Благоговение перед жизнью

Потребность знания! Попытайтесь постичь все и вся, проникайте мыслью до самых пределов человеческого познания, и вы обязательно столкнетесь с чем-либо непостижимым, и это непости­жимое называется жизнью! Эта тайна столь глубока, что различие между познавшим и невежественным имеет лишь относительный характер.

Есть ли существенная разница между ученым, наблюдающим в микроскоп едва заметные признаки жизни, и полуграмотным фермером, который смотрит на почки, распускающиеся на ветвях в его весеннем саду? Оба наблюдают тайну жизни. Первый может описать ее явления с множеством подробностей, но и для него она остается до конца неразгаданной. В сущности всякое знание — это знание жизни, и всякое познание — это удивление перед ее загадкой, благоговение перед жизнью в ее бесконечных и вечно новых формах. Возникновение жизни, ее становление и умирание — разве это не удивительно! Она возникает в других существах, умирает, вновь рождается и так до бесконечности! Мы можем все, и мы ничего не можем, ибо при всей нашей мудрости мы не создаем ничего живого, мы не в силах вдохнуть жизнь в наши творения!

Жизнь — это сила и воля, исходящая из первоосновы бытия и вновь в ней растворяющаяся, это чувство, ощущение, страдание. Пытливо вглядываясь в жизнь, мы видим необъятный одушевленный хаос бытия, чья безмерность так захватывает, что кружится голова. Во всем вы найдете себя. Крошечный мертвый жучок, лежащий на дороге, был таким же живым существом, как и вы, он боролся за жизнь, радовался солнцу, знал страх и боль. А теперь он — всего лишь частица разлагающейся материи, та же участь рано или поздно ожидает и вас.

Вы выходите на улицу; идет снег. Вы беспечно стряхиваете с рукава снежинку. Она привлекает ваше внимание: на вашей ладони сверкает миниатюрное кружево. Вы не можете оторвать глаз от него. Какие удивительные узоры! Но вот снежинка вздрагивает, и ее хрупкие иголочки ломаются. На ваших глазах она тает и умирает. Ее больше нет. Снежинка, прилетевшая из бесконечного пространства и опустившаяся вам на ладонь, где она сверкала, трепетала, таяла и умирала, — это вы. Где бы ни узрели вы жизнь, вы видите себя!

Что есть познание, как самое научное, так и самое бесхитрост­ное? Это — благоговение перед жизнью, перед непостижимым, с которым мы соприкасаемся во вселенной. Это непостижимое внешне отлично от нас, но внутренне, по сути, подобно нам, пугающе сходное и близкое. И здесь снимается отчуждение между нами и другими живыми существами.

Благоговение перед бесконечностью жизни — это снятие отчуждения, это сопереживание и сострадание. В своей основе итог познания есть то же самое, чего требует от нас заповедь любви. Сердце и разум находятся в согласии между собой, когда мы хотим и отваживаемся быть исследователями, когда мы взыскуем глубин!

Разум обнаруживает то, что соединяет любовь к Богу и любовь к людям: любовь ко всем творениям, благоговение перед бытием, сопереживание всему живому, независимо от того, в какой форме явлена жизнь.

Я не могу не благоговеть перед тем, что называют жизнью; я не могу не сочувствовать всему живому: это — начало и основание всякой нравственности. Если человек испытал это благоговение однажды, а потом ему довелось снова его испытать, — а такое переживание непременно повторится и повторится не раз, — то этот человек — нравственный. Его нравственность заключена в нем самом, и он никогда не утратит ее. У того же, кто не испытал этого, есть всего лишь поверхностная нравственность, она не имеет основания в нем и не принадлежит ему, ее легко потерять. Ужасно сознавать, что все наше поколение имеет лишь поверхностную нравственность, которая не выдерживает серьезной проверки и разрушается. Веками человечество воспитывалось в духе поверх­ностной морали. Мы были грубы, невежественны и бессердечны и не сознавали этого. У нас не было критерия нравственности, ибо у нас не было благоговения перед жизнью.

Вы обязаны сопереживать всему живому и сохранять жизнь — вот величайшая заповедь в ее простейшей форме. Будучи выражена негативно, она гласит: “не убий”. Мы слишком легкомысленно относимся к этому запрету, когда бездумно срываем цветок, наступаем на насекомое, не ведая того, что ничто не проходит даром. Мы не обращаем внимания на страдания наших ближних, принося их в жертву конечным целям.
Альберт Швейцер

Разум и сердце

Опубликовано Рубрики В реальном времениДобавить комментарий к записи Разум и сердце

Главная беда нашего времени — отсутствие морали, основанной на разуме и не подверженной страстям и предрассудкам.
Чтобы сердце и разум шли рука об руку, должно приложить усилия. Истинное сердце разумно, истинный разум чувствителен. Сердце и разум согласны между собой в том, что в основе своей добро есть благоговение перед загадкой, которую мы называем жизнью, благоговение перед всеми ее проявлениями, большими и малыми, простыми и сложными.

Добро есть то, что сохраняет и поддерживает жизнь; зло есть то, что препятствует ей и уничтожает ее. Мы нравственны, если мы преодолеваем себялюбие и не смотрим на другие творения как на нечто чуждое нам, если мы сопереживаем и сострадаем всему, что нас окружает. Только тогда мы становимся людьми в истинном смысле слова и обладаем этикой, которая никогда не утратит своей сути, которая постоянно изменяется и автономно определяет направленность своего развития.
Альберт Швейцер

Из несовершенного момента…

Опубликовано Рубрики В реальном времениДобавить комментарий к записи Из несовершенного момента…

Каждый раз, когда начинаю писать здесь первые строки, считаю важным передать момент сейчас и уже дальше разворачивать повествование… И этот момент сейчас всенепременно должен быть отпалированным и особенным… Поэтому часто не пишешь, т.к. такого, чтобы все звезды сложились — и необходимое свободное время и состояние и настроение — не выдается…

Посему пишу как есть. Из своего несовершенного сейчас. Хотя если всмотреться, то совершенства в нем очень даже достаточно. Как минимум такой момент больше не повторится, а потому он совершенен и завершен в себе. Это стечение обстоятельств тоже очень специфичное.

Я сижу на веранде в отеле в Ришикеше. С веранды открывается захватывающий вид на Гималаи… На этой высоте летают птицы, павлины… Дымка дня окутала горы, постепенно погружая в вечернюю тишину и умиротворение… Птицы без умолку болтают о своем птичьем. А я сижу в этом лаунже Природы и задаюсь вопросом Жизни.

Разбирая свое прошлое, пребывая в настоящем и сдерживая себя относительно будущего… Почему сдерживая, потому что Жизнь — не твое достояние. Она очень волевая и выразительная особа. И отношения с Нею сокровенны. Поэтому рассуждать и перетирать с кем-то о Ней не только бессмысленно, а даже опасно. Люди слишком люди — они не понимают и застреют в словах и их плоских значениях, говорят о том, что видят сквозь строчки, а на самом деле застреют на первых буквах.

Можно только с Йогами о Жизни… не с кем более… Потому что тот, кто своей Жизни не видит, другому будет лишь создавать еще большие препятствия.. Ну и тут же еще есть желание красоваться… когда человек впадает в чувство значимости, просвещенности, продвинутости и важности… Превосходство… страшное дело…

С простотой Жизнь разворачивается, но до Простоты так далеко… Столько образов и театров одного актера… Столько наносных картинок состоятельности…. а за всем этим пустота и нет счастья…

Люди прямо из кожи вон лезут показать свою деланную исполненность и связь с ценностями… Или еще одна деформация, делают вид, что они живут простой жизнью, но при этом возвышенной… А там скука, плоское безвкусие, отсутствие настоящего интереса а лишь форма… Формальность убивает живое в человеке… Формальность делает глупцом интеллектуала… И дело даже не в этикете и деликатности… Дело в попытке создать о себе какое представление, чуждое твоему характеру… Чуждое тебе…

Бывает, такое происходит, когда ты помещаешь себя под дурное влияние общества или человека, или философии, или информации, фильмов, книг, новостей… Человек первое время чувствует какую-то ненатуральность, но постоянно себя убеждает, что это ему нужно, это важно и этому следует следовать… А потом куча реакций летит на него… Разных… И виноват в этом только он… Это он поставил не на то…

Быть верным совести, здравому смыслу и высшим принципам — это недешево. Но только это и важно в конечном счете. Наносное и представления рассыпятся как мираж, когда встанет вопрос о Жизни или Смерти… Тебе выбирать на что ставить… Потому что момент аудита Жизнью обязательно наступит….

В моей Жизни очень много рассыпалось представлений… Я многое идеализирую, многое стараюсь видеть не как есть, а как хорошо. Так меня научили… И я выпутываюсь из этого неправильного учения уже который год… Даже близкие люди оказались на поверку не такими близкими… Как там в мультике «нет ножек — нет и мультиков»… Это серьезно… не на отходе, а в расцвете лет расставаться с иллюзиями… говорят, это взросление… для меня это пока горькая правда моей нежизни… и мне еще предстоит встретить Жизнь…